Джон показывает, как работает программа. В отличие от большинства демоверсий она и впрямь работает, а не зависает. Он даже пытается обмануть ее, записав и прокрутив свой голос на приличном портативном магнитофоне. Однако программу не проведешь. Это впечатляет китайцев. До сих пор они выглядели как содержимое контейнера за музеем восковых фигур после выставки, посвященной Культурной революции.

Не все такие маловеры. Гарвард Ли — целиком на стороне Джона Кантрелла, а филиппинский тяжеловес, похоже, спит и видит, как бы вложить свои деньги в Крипту.

Перерыв! Двери распахиваются. За ними обеденный зал с буфетной стойкой у дальней стены — оттуда тянет запахами карри, кайенского перца, чеснока и бергамота. Дантист садится за один стол с эпифитовцами, но почти не разговаривает, а сидит с постной миной, смотрит, жует и думает. Когда Ави спрашивает о его впечатлениях, Кеплер спокойно отвечает: «Встреча была информативная».

Три грации эпилептически дергаются. Очевидно, в словаре Дантиста «информативная» — исключительно бранное слово. Оно означает, что Кеплер узнал на встрече нечто такое, чего не знал, когда туда направлялся. В его системе ценностей это непростительное упущение разведки.

Мучительная тишина. Потом Кеплер говорит:

— Однако не лишенная интереса.

Белозубые ассистентки испускают глубокий вздох. Значит, Кеплер досадует, что его держали в неведении, но одновременно почуял новые деловые возможности. Интересно, что хуже: подозрительность Дантиста или его алчность? Скоро выяснится. Рэнди, с его дурацкой откровенностью, едва не ляпает: «Для нас встреча тоже была информативной», но сдерживается, заметив, что Ави этого не сказал. Прибыли акционеров такие слова не увеличат. Лучше не показывать карты, пусть Кеплер гадает, знали они наперед или нет.

Рэнди выбрал место так, чтобы видеть в открытую дверь конференц-зал и свой ноутбук. Один за другим члены других делегаций заходят в зал и запускают демоверсию: записывают свой голос и смотрят, как он распознается. Некоторые особо продвинутые набирают команды на клавиатуре, может быть, даже ps. Хотя у Рэнди все настроено так, что сильно не напортишь, ему больно видеть, как чужие люди тычут пальцами в его клавиатуру.

Это ощущение грызет Рэнди всю вторую половину встречи, посвященную связи Кинакуты с остальным миром. Ему бы слушать, потому что разговор касается, в частности, филиппинского проекта. Но он не слушает, а изводится из-за клавиатуры, заляпанной чужими пальцами, потом из-за того, что это его так сильно задело, а значит — бизнесмен из него никудышный. Клавиатура, строго говоря, не его, а корпорации «Эпифит». Если для увеличения прибыли акционеров надо, чтобы сомнительные азиаты рылись в его файлах, он должен это только приветствовать.

Собрание расходится. Эпифитовцы и японцы обедают вместе, Рэнди устал и рассеян.

Примерно в девять вечера он прощается и уходит в номер, мысленно сочиняя ответ [email protected] , в том духе, что, мол, потребность велика, и лучше эту нишу займем мы, чем полная и откровенная сволочь. Однако не успевает компьютер загрузиться, как появляется Дантист в белом махровом халате, распространяя запах водки и гостиничного мыла. Он вторгается в ванную Рэнди (нет, акционеров), наливает себе стакан воды. Стоит у окна (оно оплачено акционерами, как и все в номере) и с минуту хмуро взирает на японское кладбище.

— Вы осознаете, кто эти люди? — спрашивает он наконец. Биометрический анализ выявил бы в его голосе недоверие, недоумение и, может быть, немного издевки.

А может, он просто пытается взять Рэнди на пушку. Может, он и есть [email protected]

— Да, — врет Рэнди.

После встречи Рэнди рассказал про «Фоторобот». Ави похвалил его за изобретательность, распечатал снимки на своем принтере и «Федеральным экспрессом» отправил сыщику в Гонконг.

Кеплер поворачивается и скептически оглядывает Рэнди.

— То ли я, ребята, чего-то про вас не знаю, — говорит он, — то ли вы решили прыгнуть значительно выше головы.

Будь это первая бизнес-попытка Рэнди, он бы сейчас наложил в штаны. Будь это вторая попытка — немедленно уволился бы и завтра утром улетел в Калифорнию. Однако это уже третья, и он кое-как сохраняет видимость спокойствия. Свет сзади, так что Кеплер, возможно, не очень хорошо видит его лицо. Рэнди выпивает глоток воды и, набрав в грудь воздуха, спрашивает:

— Каковы перспективы наших отношений в свете сегодняшней встречи?

— Речь не о дешевых услугах связи для Филиппин — если такая цель впрямь когда-нибудь ставилась, — мрачно говорит Кеплер. — Поток данных через Филиппины теперь приобретает совершенно иное значение. Возможности огромные. С другой стороны, у нас серьезные конкуренты: австралийцы и сингапурцы. По силам ли нам конкурировать с ними, Рэнди?

Вопрос прямой и простой, самого опасного свойства.

— Мы бы не стали рисковать деньгами акционеров, если б считали иначе.

— Предсказуемый ответ, — фыркает Кеплер. — Мы поговорим по-настоящему, Рэнди, или пригласим пиарщиков и обменяемся пресс-релизами?

В своих прежних бизнес-попытках Рэнди бы на этом месте окочурился. Сейчас он говорит:

— Я не готов обсуждать это.

— Рано или поздно придется, — цедит Дантист. Зубы мудрости придется когда-нибудь удалить.

— Естественно.

— А пока подумайте вот о чем, — говорит Кеплер, поворачиваясь к двери. — Что мы можем предложить в плане телекоммуникационных услуг, чтобы обскакать австралийцев и сингапурцев? Потому что по ценам мы с ними конкурировать не можем.

Это третья бизнес-попытка Рэнди, и он не выпаливает: избыточность.

— Мы, разумеется, будем над этим работать, — говорит он.

— Звучит, как отповедь. — Кеплер, ссутулившись, выходит в коридор и, обернувшись, добавляет. — Встретимся завтра в Крипте. — Подмигивает. — Или в Склепе. Или в Роге Изобилия, как там это по-китайски.

Ошарашив Рэнди столь неожиданным человеческим проявлением, он идет прочь.

Ямамото

Тодзё и его свора армейских дебилов фактически сказали ему: «Расчистил бы ты Тихий океан, а то нам нужен безопасный коридор шириной где-нибудь так десять тысяч миль, чтобы осуществить наш планчик по захвату Южной Америки, Аляски и всей Северной Америки к западу от Скалистых гор. Просьба исполнить как можно скорее. А мы пока окончательно разделаемся с Китаем».

К этому времени они уже управляли страной. Убили всех, кто мешал, втерлись в доверие к Императору — попробуй только скажи, что планчик — дерьмо, что американцы по-настоящему разозлятся и сотрут их с лица земли. Адмирал Исороку Ямамото, честный слуга Императора, пораскинул умишком, составил план, отправил пару суденышек через половину земного шара и стер Перл-Харбор с лица земли. Подгадал точно к объявлению войны. Сказать по правде, сработал очень даже неплохо.

Позже в кабинет вполз один из адъютантов — с тем отвратительным раболепным видом, который напускают на себя подчиненные, когда собираются по-настоящему испортить тебе настроение, — и сообщил, что из-за неразберихи в вашингтонском посольстве эти остолопы передали декларацию об объявлении войны, когда американский флот уже шел ко дну.

Армейским придуркам хоть бы хны — промашка вышла, пустяки, с кем не бывает. Исороку Ямамото давно отчаялся объяснить им, что американцы жутко обидчивые. Этого не понять японцам, которые научаются глотать обиды раньше, чем глотать твердую пищу. Даже если объяснить Тодзё и его тупоголовым кретинам, что американцы разозлились, те только посмеются. Ну и что америкашки нам сделают? Запустят в физиономию тортом? Ха, ха, ха! Передайте саке и позовите еще гейшу!

В бытность свою в Америке Исороку Ямамото играл с янки в покер, дымя, как паровоз, чтобы заглушить запах их мерзкого лосьона для бритья. Разумеется, янки чудовищно грубы и неотесанны, не надо быть тонким наблюдателем, чтобы это заметить. Они бессовестно обчищали Ямамото за карточным столом, однако адмирал извлек для себя кое-какие полезные сведения: понял, что эти веснушчатые увальни бывают исключительно хитры. Ладно бы грубые и тупые — этих несложно понять.